Страшнее всего в лагере было тогда, когда детей выводили из бараков в «больницу», где в стеклянную трубку брали кровь, а порой немцы в белых халатах с чёрными чемоданами заходили и в барак. В это время дети кучкой прятались в самый дальний угол своих нар, думая, что их не увидят. «Доктора» быстро ставили в углу барака стол и по одному подводили детей. Говорили, что «лечат», делают укол, но в это время они забирали детскую кровь. Если дети плакали, кричали, то их наказывали.
Иногда во дворе барака встречались другие узники лагеря — женщины, мужчины. При удобном случае они говорили: «Не поддавайтесь, потерпите. Скоро нас освободит наша армия!». В это верили, старались держаться. Вид истощённых, небритых, но с гордо поднятой головой людей, вселял детям надежду на освобождение.
После войны стало известно, что немцы называли Саласпилсский лагерь «фабрикой крови». «После такого укола, — вспоминает Нина Антоновна, — некоторых детей уносили со стола, и больше мы их не видели. Другие дети с трудом доходили до своих мест на нарах».
Яна хорошо помнит, что после очередного забора крови она упала в обморок. «Находилась в состоянии летаргии, — как сказали бы врачи сегодня, — вызванной малокровием,
истощением, нервными потрясениями». Когда пришла в себя, то лежала на полу обессиленная. В это время к ней наклонились женщины. Одна из них сказала: «Слава Богу, гэта дзявчинка ящэ живая». Женщина, видимо, была белоруской. Она и её подруги положили Яну на нары, помогли прийти в себя и этим спасли ей жизнь.
В баню детей водили организованной колонной. Особенно тяжело было в холодное время, замерзали. В дверь бани было страшно заходить. В предбаннике было две двери: одна вела в мойку, а другая в какое-то помещение с топкой, в которой постоянно горел огонь, а из трубы шёл чёрный вонючий дым. До детских ушей доходили слухи, что там жгли трупы людей.