Но опускать руки нельзя. Необходимо трудиться во имя семьи. Егор Петрович переживёт сноху на 12 лет. Ни разу за это время его низкий грудной голос не разольётся песней. Тоска и грусть заполнят душу.
Старшая дочь — двенадцатилетняя Зина — так же, как отец, дедушка и бабушка, горько плакала, провожая родную маму в последний путь. Своим детским умом она ещё не могла осознать, охватить всю трагедию случившегося. Осенью с мамой убирали урожай, готовились к зиме, обсуждали её дальнейшую учёбу в Арске, и вдруг дождливый октябрь, раннее похолодание, мама простыла, заболела воспалением лёгких, и внезапно для многих, особенно для дочери, её сердце остановилось, ясные добрые глаза погасли.
Григорий, оставшись в 32 года вдовцом с дочерью Зиной на руках и пятью могилами родных на кладбище села Александровка, был душевно опустошён. Первая любовь! Она оставляет след в сердце человека, а когда уходит, кажется, кончается жизнь. Утром не было сил подняться, чтобы начать трудовой день. Безвременная смерть жены поставила вопрос: как жить дальше? Прошло полжизни, а с любимой женой пожить доброй жизнью не успели. Эти проклятые войны, мировая и гражданская, когда шли со штыками брат на брата, разбили мечты о тихом семейном счастье на множество маленьких осколков. Скудность быта, неустроенность не давали радоваться жизни. Из тринадцати совме-
стно прожитых лет половину он отсутствовал дома. Григорий чувствовал свою вину перед умершей в расцвете сил женой. Вечером ложился в ту же постель, в которой вместе с Анной коротали ночи. От прикосновения к подушкам накатывали воспоминания о горячей любви и жарких ночных поцелуях. Инстинктивно проводя мозолистой ладонью по ним, найти рядом любимой женщины не мог. Он помнил тёмные трагические ночи, когда подушки становились мокрыми от жгучих слёз жены по умершим сыновьям, а он не знал, не находил слов утешения, только крепко прижимал её к своей широкой мужской груди.
В эти ноябрьские дни промёрзшая и покрытая белым снегом тропинка вела Григория из дома в церковь. Входя в неё, направлялся к иконе «Богородица с младенцем», вставал на колени и через застилавшие глаза слёзы видел в лике Богородицы лицо супруги Анны. Знал с детства молитвы, которые без особых чувств, не вдумываясь в смысл, повторял за отцом и заучивал наизусть. Теперь молитва сама срывалась с его уст. Просил прощения. Поднявшись с колен, вытирал ладонью мокрые от слёз давно небритые щёки, становился под куполом, вглядываясь через рамы на тяжёлые снего-дождевые облака, гонимые ветром. Казалось, они задевают крышу и крест над куполом церкви. От их вида, завывания ветра ему становилось ещё хуже. Облегчения для души и сердца не находил. Он погружался в свой внутренний мир, ис-