мечаешь красавца тетерева, который распустил крылья и топчется вокруг самки, чуфыкая и бормоча.
Однажды по весне в Пычасе лесник пригласил Григория Журавлёва и Ивана Филатова поохотиться на тетеревов в период тетеревиного тока. Лесник похвалялся, что когда идёт ток, тетерева так увлечены пением, что не слышат выстрелов. Бей их сколько хочешь. Григорий Егорович был взбешён этим откровением: «Мы во время войны не поднимали руки на этих чудесных птиц, а ты, лесник, вместо того, чтобы охранять природу, её уничтожаешь». Больше с тем лесником он не встречался.
Почему-то под утро в памяти всплывали воспоминания о покосе. Отец его ставил вторым, за собой, а за ним шли другие косцы. Егор Петрович периодически оглядывался, чтобы убедиться, не отстаёт ли сын Гришка, может, надо сбавить темп. Но Григорий справлялся. Когда было тревожно на душе, снились штыковые атаки, окопные вши, грязь, кровь и вонючие портянки солдат Первой мировой и Гражданской войн.
Особенно светлыми были воспоминания о том, как они с отцом Егором исполняли старинные народные песни:
Яблоневый вечер звёздами расцвечен,
Из краёв далёких вновь пришла весна.
Снова за окошком слышится гармошка,
И душа моя надеждою полна…
Иногда по ночам его добрая душа заполнялась обидой за ту несправедливость, которую учинило государство. Только официально отдал труду 50 лет, с малых лет помогал в домашних делах семье. На фронте был лишён человеческих условий жизни, а пенсию ему начислили всего 12 рублей в месяц. 20 июня 1972 года он писал из Пычаса в Арский райсобес: «Прошу сделать в моей пенсии перерасчёт, в связи с тем, что она начислена по одному колхозному шаблону. Уполномоченный по пенсиям не учитывал, кто работал 30 годов, 20, а кто 5–8 лет. Кто работал на постоянных и ответственных работах, а кто толкался на разных работах лишь бы прошёл день. А пенсию постановили выделить одинаково по 12 рублей». Он писал, что работал до 75 лет, прошёл две мировые войны,